Неточные совпадения
Полицеймейстер, точно, был чудотворец: как только услышал он,
в чем дело,
в ту ж минуту кликнул квартального, бойкого малого
в лакированных ботфортах, и, кажется, всего два слова шепнул ему на ухо да прибавил только: «Понимаешь!» — а уж там,
в другой
комнате,
в продолжение того времени, как гости резалися
в вист,
появилась на столе белуга, осетры, семга, икра паюсная, икра свежепросольная, селедки, севрюжки, сыры, копченые языки и балыки, — это все было со стороны рыбного ряда.
Она скоро ушла к себе
в комнату и
появилась только к завтраку.
Все замолкло на минуту, хозяйка вышла на кухню посмотреть, готов ли кофе. Дети присмирели.
В комнате послышалось храпенье, сначала тихое, как под сурдиной, потом громче, и когда Агафья Матвеевна
появилась с дымящимся кофейником, ее поразило храпенье, как
в ямской избе.
— Вот уж сорочины скоро, как Катю мою застрелили, — заговорила Павла Ивановна,
появляясь опять
в комнате. — Панихиды по ней служу, да вот собираюсь как-нибудь летом съездить к ней на могилку поплакать… Как жива-то была, сердилась я на нее, а теперь вот жаль! Вспомнишь, и горько сделается, поплачешь. А все-таки я благодарю бога, что он не забыл ее: прибрал от сраму да от позору.
Дмитрий вдруг
появился опять
в зале. Он, конечно, нашел тот вход запертым, да и действительно ключ от запертого входа был
в кармане у Федора Павловича. Все окна во всех
комнатах были тоже заперты; ниоткуда, стало быть, не могла пройти Грушенька и ниоткуда не могла выскочить.
Воротясь домой, она тотчас ушла к себе
в комнату и
появилась только к самому обеду, одетая
в лучшее свое платье, тщательно причесанная, перетянутая и
в перчатках.
Даже
в парадных
комнатах все столы были нагружены ворохами ягод, вокруг которых сидели группами сенные девушки, чистили, отбирали ягоду по сортам, и едва успевали справиться с одной грудой, как на смену ей
появлялась другая.
Летнее утро; девятый час
в начале. Федор Васильич
в синем шелковом халате
появляется из общей спальни и через целую анфиладу
комнат проходит
в кабинет. Лицо у него покрыто маслянистым глянцем; глаза влажны, слипаются;
в углах губ запеклась слюна. Он останавливается по дороге перед каждым зеркалом и припоминает, что вчера с вечера у него чесался нос.
Наступила ростепель. Весна была ранняя, а Святая — поздняя,
в половине апреля. Солнце грело по-весеннему; на дорогах
появились лужи; вершины пригорков стали обнажаться; наконец прилетели скворцы и населили на конном дворе все скворешницы. И
в доме сделалось светлее и веселее, словно и
в законопаченные кругом
комнаты заглянула весна. Так бы, кажется, и улетел далеко-далеко на волю!
Убедившись
в этом, пан Уляницкий опять нырял
в свою
комнату, и вскоре на подоконнике
появлялась уже вся его небольшая сухая фигурка
в ночном колпаке,
в пестром халате, из-под которого виднелось нижнее белье и туфли на босую ногу.
Вдруг
в соседней
комнате послышались тяжелые, торопливые шаги, кто-то не просто открыл, а рванул дверь, и на пороге
появилась худая высокая фигура Дешерта.
Последний сидел
в своей
комнате, не показываясь на крики сердитой бабы, а на следующее утро опять
появился на подоконнике с таинственным предметом под полой. Нам он объяснил во время одевания, что Петрик — скверный, скверный, скверный мальчишка. И мать у него подлая баба… И что она дура, а он, Уляницкий, «достанет себе другого мальчика, еще лучше». Он сердился, повторял слова, и его козлиная бородка вздрагивала очень выразительно.
Несколько дней он был как-то кротко задумчив, и на лице его
появлялось выражение тревоги всякий раз, когда мимо
комнаты проходил Максим. Женщины заметили это и просили Максима держаться подальше. Но однажды Петр сам попросил позвать его и оставить их вдвоем. Войдя
в комнату, Максим взял его за руку и ласково погладил ее.
Ребенок родился
в богатой семье Юго-западного края,
в глухую полночь. Молодая мать лежала
в глубоком забытьи, но, когда
в комнате раздался первый крик новорожденного, тихий и жалобный, она заметалась с закрытыми глазами
в своей постели. Ее губы шептали что-то, и на бледном лице с мягкими, почти детскими еще чертами
появилась гримаса нетерпеливого страдания, как у балованного ребенка, испытывающего непривычное горе.
Недоумение, с которым все смотрели на князя, продолжалось недолго: Настасья Филипповна
появилась в дверях гостиной сама и опять, входя
в комнату, слегка оттолкнула князя.
Курьер как привез его
в Лондон, так
появился кому надо и отдал шкатулку, а Левшу
в гостинице
в номер посадил, но ему тут скоро скучно стало, да и есть захотелось. Он постучал
в дверь и показал услужающему себе на рот, а тот сейчас его и свел
в пищеприемную
комнату.
Прежде чем Бертольди могла окончить дальнейшее развитие своей мысли,
в дверь раздались два легкие удара; Лиза крикнула «войдите», и
в комнате появился Белоярцев.
Изредка
появлялся в заведении цирковый атлет, производивший
в невысоких помещениях странно-громоздкое впечатление, вроде лошади, введенной
в комнату, китаец
в синей кофте, белых чулках и с косой, негр из кафешантана
в смокинге и клетчатых панталонах, с цветком
в петлице и
в крахмальном белье, которое, к удивлению девиц, не только не пачкалось от черной кожи, но казалось еще более ослепительно-блестящим.
На третьей стене предполагалась красного дерева дверь
в библиотеку, для которой маэстро-архитектор изготовил было великолепнейший рисунок; но самой двери не
появлялось и вместо ее висел запыленный полуприподнятый ковер, из-за которого виднелось, что
в соседней
комнате стояли растворенные шкапы; тут и там размещены были неприбитые картины и эстампы, и лежали на полу и на столах книги.
— Видать есть многое, многое! — вскрикивал с каким-то даже визгом Рагуза, так что Вихров не
в состоянии был более переносить его голоса. Он встал и вышел
в другую
комнату, которая оказалась очень большим залом. Вслед за ним вышел и Плавин, за которым, робко выступая,
появился и пианист Кольберт.
Прекратительных орудий словно как не бывало; дело о небытии погружается
в один карман, двугривенный —
в другой;
в комнате делается светло и радостно; на столе
появляется закуска и водка…
Я посмотрел на нее, и у меня отлегло от сердца. Слово «вексель», сказанное Филиппом, мучило меня. Она ничего не подозревала… по крайней мере мне тогда так показалось. Зинаида
появилась из соседней
комнаты,
в черном платье, бледная, с развитыми волосами; она молча взяла меня за руку и увела с собой.
Но вот
в соседней
комнате зашуршало по полу шелковое тяжелое платье, и на пороге
появилась квадратная, заплывшая жиром фигура Нины Леонтьевны.
Непосредственным следствием этой встречи было то, что
в комнате Луши каждый день
появлялся новый роскошный букет живых цветов, а затем та же невидимая рука приносила богатые бонбоньерки с конфетами.
Появлялись новые люди.
В маленькой
комнате Власовых становилось тесно и душно. Приходила Наташа, иззябшая, усталая, но всегда неисчерпаемо веселая и живая. Мать связала ей чулки и сама надела на маленькие ноги. Наташа сначала смеялась, а потом вдруг замолчала, задумалась и тихонько сказала...
Появилась Наташа, она тоже сидела
в тюрьме, где-то
в другом городе, но это не изменило ее. Мать заметила, что при ней хохол становился веселее, сыпал шутками, задирал всех своим мягким ехидством, возбуждая у нее веселый смех. Но, когда она уходила, он начинал грустно насвистывать свои бесконечные песни и долго расхаживал по
комнате, уныло шаркая ногами.
И когда
в комнате у меня
появились знакомые коричневато-розовые жабры — я был очень рад, говорю чистосердечно.
Но
в эту минуту дверь соседней
комнаты отворилась, и оттуда
появилась m-me Старосмыслова.
Все благоприятствовало ему. Кареты у подъезда не было. Тихо прошел он залу и на минуту остановился перед дверями гостиной, чтобы перевести дух. Там Наденька играла на фортепиано. Дальше через
комнату сама Любецкая сидела на диване и вязала шарф. Наденька, услыхавши шаги
в зале, продолжала играть тише и вытянула головку вперед. Она с улыбкой ожидала появления гостя. Гость
появился, и улыбка мгновенно исчезла; место ее заменил испуг. Она немного изменилась
в лице и встала со стула. Не этого гостя ожидала она.
Полюбовавшись им минуты с две, Санин хотел было заговорить, нарушить эту священную тишину — как вдруг дверь из соседней
комнаты растворилась, и на пороге
появилась молодая, красивая дама
в белом шелковом платье, с черными кружевами,
в бриллиантах на руках и на шее — сама Марья Николаевна Полозова.
— Ну, не буду, не буду, — поспешно проговорила Марья Николаевна. — Вам это неприятно, простите меня, не буду! не сердитесь! — Полозов
появился из соседней
комнаты с листом газеты
в руках. — Что ты? или обед готов?
Он вернулся назад — и не успел еще поравняться с домом,
в котором помещалась кондитерская Розелли, как одно из окон, выходивших на улицу, внезапно стукнуло и отворилось — на черном его четырехугольнике (
в комнате не было огня)
появилась женская фигура — и он услышал, что его зовут: «Monsieur Dimitri!»
Адмиральша обмерла, тем более, что Людмила сама
появилась навстречу ему
в дверях этой
комнаты.
Но последнее время записка эта исчезла по той причине, что вышесказанные три
комнаты наняла приехавшая
в Москву с дочерью адмиральша, видимо, выбиравшая уединенный переулок для своего местопребывания и желавшая непременно нанять квартиру у одинокой женщины и пожилой, за каковую она и приняла владетельницу дома; но Миропа Дмитриевна Зудченко вовсе не считала себя пожилою дамою и всем своим знакомым доказывала, что у женщины никогда не надобно спрашивать, сколько ей лет, а должно смотреть, какою она кажется на вид; на вид же Миропа Дмитриевна, по ее мнению, казалась никак не старее тридцати пяти лет, потому что если у нее и
появлялись седые волосы, то она немедля их выщипывала; три — четыре выпавшие зуба были заменены вставленными; цвет ее лица постоянно освежался разными притираньями; при этом Миропа Дмитриевна была стройна; глаза имела хоть и небольшие, но черненькие и светящиеся, нос тонкий; рот, правда, довольно широкий, провалистый, но не без приятности; словом, всей своей физиономией она напоминала несколько мышь, способную всюду пробежать и все вынюхать, что подтверждалось даже прозвищем, которым называли Миропу Дмитриевну соседние лавочники: дама обделистая.
Так сделайте четыре раза и потом мне скажите, что увидите!..» Офицер проделал
в точности, что ему было предписано, и когда
в первый раз взглянул
в зеркальце, то ему представилась знакомая
комната забытой им панночки (при этих словах у капитана
появилась на губах грустная усмешка)…
Прощенный грешник, видимо, чувствовал себя прекрасно и даже, кажется, любезно ущипнул жену, потому что она подавленно взвизгнула и засмеялась, но
в этот трогательный момент
появилось третье лицо, которое вошло
в комнату, не раздеваясь
в передней.
— Ты что это, Гордей? — спрашивала Татьяна Власьевна,
появляясь в дверях его
комнаты. — Уж не попритчилась ли какая немочь?
Огонь
в лампе то почти исчезал, то
появлялся вновь, тьма прыгала вокруг кровати, бросаясь к ней отовсюду, снова отскакивая
в углы
комнаты.
Самовар свистит тише, но пронзительнее. Этот тонкий звук надоедливо лезет
в уши, — он похож на писк комара и беспокоит, путает мысли. Но закрыть трубу самовара крышкой Илье не хочется: когда самовар перестаёт свистеть,
в комнате становится слишком тихо… На новой квартире у Лунёва
появились неизведанные до этой поры им ощущения. Раньше он жил всегда рядом с людьми — его отделяли от них тонкие деревянные переборки, — а теперь отгородился каменными стенами и не чувствовал за ними людей.
M-r Николя
в это время перед тем только что позавтракал и был вследствие этого
в весьма хорошем расположении духа. Занят он был довольно странным делом, которым, впрочем, Николя постоянно почти занимался, когда оставался один. Он держал необыкновенно далеко выпяченными свои огромные губы и на них, как на варгане, играл пальцем и издавал при этом какие-то дикие звуки ртом. Когда князь
появился в его
комнате, Николя мгновенно прекратил это занятие и одновременно испугкся и удивился.
Как только
появилась моя тень, так тотчас же
комната присяжных наполнилась тем острым"запахом миллиона", который
в наши дни решает судьбу не гарантированных правительством предприятий…
Но Домна Осиповна явственно начала слышать мужские шаги, которые все более и более приближались к диванной, так что она поспешила встать, и только что успела скрыться
в одну из дверей во внутренние
комнаты, как из противоположных дверей
появился граф Хвостиков.
Начиналось с того, что у собаки пропадала всякая охота лаять, есть, бегать по
комнатам и даже глядеть, затем
в воображении ее
появлялись какие-то две неясные фигуры, не то собаки, не то люди, с физиономиями симпатичными, милыми, но непонятными; при появлении их Тетка виляла хвостом, и ей казалось, что она их где-то когда-то видела и любила…
Зина ходила по
комнате взад и вперед, сложив накрест руки, понурив голову, бледная и расстроенная.
В глазах ее стояли слезы; но решимость сверкала во взгляде, который она устремила на мать. Она поспешно скрыла слезы, и саркастическая улыбка
появилась на губах ее.
К концу августа что-то новое
появилось в мыслях Елены Петровны: медленно, как всегда, прохаживаясь с дочерью по
комнате, она минутами приостанавливалась и вопросительно глядела на Линочку; потом, качнув головой, шла дальше, все что-то думая и соображая. Наконец решила...
Так торжественно прошла во мне эта сцена и так разволновала меня, что я хотел уже встать, чтобы отправиться
в свою
комнату, потянуть шнурок стенного лифта и сесть мрачно вдвоем с бутылкой вина. Вдруг
появился человек
в ливрее с галунами и что-то громко сказал. Движение
в зале изменилось. Гости потекли
в следующую залу, сверкающую голубым дымом, и, став опять любопытен, я тоже пошел среди легкого шума нарядной, оживленной толпы, изредка и не очень скандально сталкиваясь с соседями по шествию.
Он сказал последние слова так громко, что они были бы слышны через полураскрытую
в следующую
комнату дверь, — если бы там был кто-нибудь. На лбу Варрена
появился рисунок жил.
Все трое мы идем
в комнаты; сначала пьем чай, потом на столе
появляются давно знакомые мне две колоды карт, большой кусок сыру, фрукты и бутылка крымского шампанского.
В коридорчике, отделявшем
комнату Софьи Карловны от
комнаты девиц, послышался легкий скрип двери и тихий болезненный стон,
в котором я узнал голос Мани, а вслед за тем на пороге торопливо
появилась Ида Ивановна; она схватила меня мимоходом за руку и выдернула
в залу.
Отдаленная от больших улиц кофейная, куда вошли оба господина Голядкина, была
в эту минуту совершенно пуста. Довольно толстая немка
появилась у прилавка, едва только заслышался звон колокольчика. Господин Голядкин и недостойный неприятель его прошли во вторую
комнату, где одутловатый и остриженный под гребенку мальчишка возился с вязанкою щепок около печки, силясь возобновить
в ней погасавший огонь. По требованию господина Голядкина-младшего подан был шоколад.